Сегодня мы продолжаем серию интервью с финалистами литературной премии "Большая книга". Перечислять ипостаси Евгения Клюева можно долго: поэт, прозаик, лингвист, переводчик, драматург, автор учебников для вузов и книг для детей... Преподавал в университете, был ведущим теле- и радиопрограмм, главным редактором газет и деканом факультета журналистики...
В 1996-м Клюева пригласили в Данию для научной работы, сейчас он занимается проблемами языковой политики при Службе интеграции муниципалитета Баллерупа. В шорт-лист "Большой книги" вошел его роман с загадочным названием "Андерманир штук" с не менее загадочным подзаголовком "социофренический роман" - это и семейная сага о династии циркачей, и социальная фантастика, и фэнтези, и многое другое.
Российская газета: Евгений Васильевич, что означает название вашего романа?
Евгений Клюев: Прежде чем ответить вам, я, видимо, удивлюсь... - удивлюсь тому, насколько часто мне задают этот вопрос. Мне казалось, что словосочетание "андерманир штук", если и не общепонятно, то, во всяком случае, общеизвестно: оно связано с русским устным народным творчеством, со старой городской культурой. Этой присказкой, происхождение которой, правда, весьма спорно, сопровождались выступления раешников, показывавших, через своего рода волшебный фонарь, разнообразные картинки для увеселения публики - и каждая новая картинка вводилась так: "А вот, господа, андерманир штук, новый вид..." Таким образом, выражение это было, как мы теперь бы его назвали, некоей перебивкой, сигнализировавшей смену темы и приблизительно означавшей: "А вот посмотрите, что у меня еще есть...", или "А вот еще такая интересная штучка..." При этом раешники довольно часто показывали зрителям виды разных городов, решая, таким образом, помимо развлекательных, просветительские задачи.
РГ: Ваши герои выясняют, что существуют две Москвы: одна - видимая для всех, и "Москва-2", созданная в советское время для избранных - номенклатурщиков, сотрудников секретных предприятий и учреждений. Она нанесена на потайные карты, на которых сами собой появляются новые проезды, тупики, переулочки... На тему столичной метафизики много писал Владимир Орлов, в 2008 году лауреатом "Большой книги" стал краевед Рустам Рахматуллин с книгой "Две Москвы, или Метафизика столицы". Такая "перекличка" случайна или нет?
Клюев: Случайна - в том смысле, что я, к сожалению, не читал "Две Москвы..." (но читал, например, левкинскую "Мозгву" - правда, совсем на днях), и не случайна - в том смысле, что переклички никогда не случайны: обычно они - показатель интереса к той или иной теме, в данном случае - к "столичной метафизике", как вы это обозначили. Однако насчет "две Москвы"... тут я бы был чуть осторожнее: только некоторые из героев (причем наиболее далекие от автора) "выясняют", что Москвы - две... остальные знают, что их много, и каждая из них - только один слой, притом что любой город есть палимпсест, т.е. наслоение многих и многих существовавших, существующих и еще только собирающихся существовать городов. Верхний слой для героев романа - разумеется, советский: герои живут в Москве 70-90-х годов, а вот как глубоко вниз тот или иной герой видит город-палимсест - это зависит от героя... некоторые из них видят очень много слоев.
РГ: "Андерманир штук" имеет подзаголовок "социофренический роман". Этот термин встречается у писателя и психиатра Анатолия Добровича, который рассматривает социофрению как болезнь общества, состоящую из нескольких фаз, в том числе мифосинтеза, персонификации мифа, появления массовождя, мифоэкспансии, крушении мифа, мифораспада, деморализации... Наше общество, по-вашему, на какой находится стадии?
Клюев: Это скорее вопрос к автору соответствующей типологии. Я, например, пользуясь словом "социофрения", не пользуюсь типологией Анатолия Добровича, видя, в ней, по крайней мере, одно уязвимое место: в соответствии с ней получается, что больно любое общество (он и сам считает, что едва ли не каждое государство проходит в своем развитии соответствующие стадии), а в таком случае диагноз "социофрения" утрачивает дистинктивность. Я, со своей стороны, не ставлю диагноза "социофрения" государству/государствам - я говорю о "социофрении" применительно к конкретному времени в истории России. Да и жанровый подзаголовок к "Андерманиру штук" - "социофренический роман", а не "роман о социофреническом государстве", тут, согласитесь, есть различие... - особенно если учесть, что жанровый подзаголовок в ощутимой степени игровой. Видите ли, в моих глазах шизофрения и социофрения имеют, по крайней мере, один общий признак: в обоих случаях игнорируется механизм случайной связи между событиями и любое событие в цепи других событий вписывается не в реальную логику, но в логику больного. Так и мой "социофренический" роман навязывает внешне, казалось бы, не связанным событиям свою логику... хотя (говорю - с хитрой улыбкой) в этом смысле, социофреничен любой роман и, шире, любой художественный текст! Бредит ли общество - вопрос не ко мне, но роман "Андерманир штук" бредит определенно - "волшебным фонарем" показывая зрителям разобщенные, в сущности, картинки (а вот, господа, андерманир штук, новый вид...), но устанавливая между ними свои связи - связи, заданные логикой романа. Реальны ли эти связи и крепки ли они - судить читателям.
